Воспоминания фаворитки [Исповедь фаворитки] - Александр Дюма

— Ах, государыня, — пробормотала я, — кто бы сказал, что великая королева, августейшая дочь Марии Терезии…

— Полно, полно!.. А впрочем, к слову сказать, я знаю, что вы видели в Версале мою сестру; в своем последнем послании она пишет, что во Франции все складывается как нельзя хуже, что она очень страдает и стареет на глазах. Что во всем этом правда?

— Увы! Ваше величество, я не видела королеву Франции целых восемь лет и должна признать, что за это время она распрощалась со всем, что есть в жизни прекрасного и дающего радость.

— Ну, а я не видела ее уже целых девятнадцать лет, что же представится мне, когда мы снова увидимся? Бедная Антуанетта!

— При всем том ей только тридцать три, — возразила я. — А в тридцать три женщина еще молода.

— Но не тогда, когда она на троне, — внезапно нахмурив брови, заметила Каролина. — Впрочем, если тучи будут и далее сгущаться, нам самим придется принимать меры. А теперь позвольте рассмотреть ваш туалет. Не знаю, вы ли так подходите к вашему платью, или оно божественно идет вам, однако несомненно, что вкус у вас отменный. Я сделаю себе точно такое же. К тому же у меня есть кашемировая шаль, похожая на вашу, и мы будем выглядеть как две сестры.

— О, государыня!..

— Разумеется, вы будете младшей. Сколько вам лет? Двадцать три?

— Чуть больше двадцати шести, ваше величество.

— У вашего лица есть один неоценимый изъян, моя дорогая: оно лжет в вашу пользу. Со мной все наоборот: я всегда казалась старше своих лет. Надеюсь, вы не будете досаждать мне комплиментами?.. Так договорились, вы завтра пришлете сюда ваше платье, и я сделаю себе такое же… Хорошо! Кто там нас собирается побеспокоить? А-а, это король! Узнаю его походку.

— Король, государыня? — встревожилась я и вскочила. — Я, как вы имели случай убедиться, малосведуща в том, что касается этикета — так что мне сейчас делать?

— Как что? Конечно, остаться. К тому же его величество никогда не приходит надолго; наши сцепляющиеся атомы, как говорил покойный Декарт, все никак еще не сцепятся.

В тот же миг дверь открылась и, шумно топая, вошел король.

Впрочем, это только так говорилось: «король», и мне чрезвычайно повезло, что ее величество предупредила меня, сказав, что узнала походку короля, ибо в том похожем на крестьянина человеке, который вторгся в покои Марии Каролины, я никогда не угадала бы монарха.

Представьте себе еще молодого высокого мужчину, довольно хорошо сложенного, несмотря на слишком крупные руки и слишком большие ноги, обутого в охотничьи сапоги с кожаными гетрами; он был облачен в замшевый жилет, бархатные кюлоты и куртку; его загорелое лицо с покатым лбом, безвольным подбородком и огромным носом, придававшим ему сходство не столько с орлом, сколько с попугаем, было увенчано прической на манер собачьих ушей, с косицей, похожей на корень козлобородника; в руках он сжимал лапки трех отчаянно клохтавших индеек, бивших крыльями, а если ко всему прибавить жесты простолюдина, грубоватую речь — портрет короля Фердинанда IV будет завершен.

— О Господи! — вздохнула королева. — Что это вам взбрело в голову, сударь? Я уже привыкла наблюдать, как вы возвращаетесь в комнаты прямо с охоты, однако, сегодня, по-моему, вы придумали кое-что получше и явились прямо из птичника?

— Ах, моя дражайшая наставница, — воскликнул Фердинанд, обращаясь к ней так, как привык именовать ее в часы хорошего настроения (ведь именно она почти в буквальном смысле научила его читать и писать), — не вы ли говорили мне частенько, что, не будь я королем, я не смог бы заработать себе на хлеб насущный? Вот я и решился доказать вам обратное. Вы только посмотрите на этих прекрасных индеек.

— Смотрю.

— Окажите мне удовольствие, пощупайте их.

— Извольте, сударь.

— А теперь ваша очередь, миледи.

И он сунул их мне под нос. Я не знала, как поступить, и замешкалась.

— Пощупайте, пощупайте! — добродушно настаивал он. — Поскольку вам предстоит отведать их за обедом, нет ничего дурного в том, чтобы заранее убедиться, что они достаточно жирны. Надеюсь, сэр Уильям будет у нас к обеду?

— Он будет иметь честь прибыть по приглашению вашего величества.

— И не прогадает! Ведь ему подадут индеек, которых я добыл.

— Однако же, сударь, — с видимым нетерпением вскричала королева, — закончите, наконец, историю этих несчастных птиц!

— Вы можете сказать и мою историю, наши пути так сплелись, что их не различить. Представьте себе: прогуливаюсь я накануне вечером в саду и встречается мне бедная женщина; она останавливает меня и говорит:

«Сударь, мне сказывали, что если я стану здесь, то попадусь на глаза королю, когда он будет прогуливаться. Не знаете, скоро ли он покажется?»

А я ей и отвечаю: «Весьма вероятно, что скоро, добрая женщина».

Она же не отстает от меня и все допытывается: «А как он будет одет, чтобы мне его признать?»

Сначала я подумал, не описать ли мне внешность какого-нибудь Сан Марко или Асколи, но мне вздумалось идти до конца.

«Послушайте, — сказал я ей. — Поскольку король далеко не каждый день прогуливается здесь, а значит, вы можете без толку прождать его до самой темноты, поступим иначе: если у вас есть к нему какая-нибудь просьба, изложите ее мне, а я обязуюсь передать ему».

«Я была бы вам премного благодарна, — говорит тут эта женщина. — Я всего лишь бедная вдова, и у меня ничего нет, кроме трех индеек, однако если вы сдержите слово, я отдам их вам».

«А они жирные?» — осведомляюсь я, ибо, как вы сами понимаете, мне было бы нежелательно покупать кота в мешке.

«Жирные, как гуси, сударь мой!» — заверяет она.

«Тогда по рукам. Приходите завтра с вашими тремя индейками. Прошение у вас с собой?»

«Да!»

«Так дайте его мне… Завтра я принесу его вам с королевской подписью. Я вручу вам вашу бумагу, вы мне дадите индеек — и мы будем в расчете».

«Значит, ты мне, я тебе?»

«Именно так: ты мне, я тебе!» — говорю я.

Как вы понимаете, я решил не уклоняться от повторной встречи: поставил там своего человека поджидать старушку, и на следующий день он мне докладывает: «Там пришла крестьянка с тремя индейками». Я спускаюсь к ней, вручаю ей заблаговременно подписанное мною прошение, а она мне — три индейки. Бедняжка, боюсь, что напрасно она пустила на ветер все свое достояние.

— Это почему?

— Потому что судьи навряд ли примут во внимание мои пожелания. Но на сей раз я исполнен решимости пойти на все — вплоть до государственного переворота, — чтобы к бедной вдове отнеслись со всей справедливостью… разумеется, если индейки придутся нам по вкусу!